Сцена в коричневых и жёлтых тонах:
Поначалу я не понимаю,
Почему твоё присутствие тревожит меня,
Хотя я скучал по тебе больше, чем по самой Жизни.
Я замираю.
Ты словно заблудилась и теперь рада видеть моё лицо,
Но когда ты садишься,
Моё смущение превращается в страдание,
Я не знаю, как сообщить тебе, что ты
Мертва.
(Я просыпаюсь в поту.)
Они говорят мне, что тебе лучше
Там, где ты сейчас.
Что ж, мне всё равно.
Они говорят мне, что твоя боль ушла
Там, где ты сейчас.
Что ж, ты оставила её здесь.
Видишь, мне нужно быть сильным,
Нужно быть храбрым.
Мне нужно поверить во что-то.
Как я могу жить дальше,
Не надеясь, что мы встретимся
Снова?
Сцена в белых и серых тонах:
Под тяжестью иконы покоились старые мысли.
Под крестом, такие тихие и бледные,
Цветы сопровождают затхлое дыхание Смерти,
И кто-то пытается петь.
Но певчая птица потеряла крылья.
Теперь она дёргается,
Рвёт швы на груди, которую разрывают слёзы,
И где начинаются все потери.
Жизнь кажется слишком маленькой,
Когда Смерть собирает свою дань.
Мне нужно кого-то винить в этой боли.
Сцена в оттенках янтаря с дефектом:
А вам когда-нибудь снился сон,
В котором та, кого вы любили, умирает?
И вы просыпаетесь, плача в том мире,
Где её уже давно нет.
Но вы чувствуете боль
Так близко,
Как будто она умерла сегодня.
Но мне нужно быть сильным.
Мне нужно быть храбрым.
Мне нужно поверить во что-то.
Как я могу жить дальше,
Не надеясь, что мы встретимся
Снова
Когда-нибудь?
Земля к земле, прах к праху.
Стих, который мы знаем слишком хорошо.
Как детский стишок,
Только наоборот,
Потому что мы все маленькие оловянные человечки
С сердцами как маленькие консервные банки.
И когда мы наполняем их слезами
Все эти годы,
Они неизбежно покрываются ржавчиной.
Жизнь кажется слишком маленькой,
Когда Смерть собирает свою дань.
Мне нужно кого-то винить в этой боли.
Я пытаюсь, я терплю неудачу, я падаю,
Как и все, кого вы знаете.
(Жизнь кажется слишком маленькой,
Когда Смерть собирает свою дань.)
Я ломаюсь, я истекают кровью,
Как и все, кого вы знаете.
(Мне нужно кого-то винить в этой боли.)
Сцена в кровавых тонах на белом,
Где полотно заменено только на один вечер.
И каким-то образом мы узрели раньше неё
Эту призрачную комнату выхода1,
В которую она входит под мерцание свечей.
И в её груди
Песчаная буря принимает форму
Древней жажды, которую невозможно утолить или убить.
Проносится на холоде
Сломленное, но тысячекратное
«Моя любовь!»
